Побег в Тоскану [litres] - Кэт Деверо

Сообщение от Кьяры приходит, когда я в Палаццо Веккьо (опять).

«Ciao! У одного моего приятеля сегодня открывается выставка. Не хочешь пойти? Наверняка будет здорово».

У меня падает сердце. Кьяра уже несколько раз звала меня пообедать, выпить кофе или чего покрепче, и каждый раз я отвергала ее приглашения, ссылаясь на работу. Чувствую я себя при этом отвратительно, но у меня вконец расстроены нервы и мне меньше всего хочется грузить этим других.

Прости, отвечаю я, у меня дедлайн, сроки горят, но я очень тебе благодарна за приглашение. Жалко, что приходится пропустить – надеюсь, открытие выставки пройдет на отлично.

Ответ прилетает почти мгновенно.

«Ты точно не сможешь забежать на пару минут? Марко собирался прийти, он был бы рад увидеть тебя».

Уф. После того вечера в «Дитта Артиджинале» Марко как-то написал мне по электронной почте – спрашивал, связалась ли я с Амброй и по каким законам будет проходить бракоразводный процесс, по шотландским или по итальянским, и я ответила, что по шотландским и что она изумительная, а он ответил – отлично, надеюсь, все пройдет гладко. Хороший ответ и очень вежливый, но где тут «ужасно хочу тебя увидеть»? К тому же чем ближе я узнаю Кьяру – она милая, хоть и немножко любопытная, и явно нацелилась подружиться со мной, – тем меньше мне хочется дать себе волю и проводить время в компании ее бойфренда, любезничая с ним. Хотя я понимаю, что со стороны Марко все вполне невинно. А если не вполне – что ж, тем хуже. Похоже, хорошего выхода тут нет.

Мне ужасно жаль, отвечаю я. Очень хотелось бы прийти, но никак не смогу вырваться. После этого я сую телефон на самое дно фисташковой сумки – оттуда он меня не потревожит.

Полчаса спустя, стоя в Зале Лилий и с восхищением разглядывая голубые с золотом обои, я явственно ощущаю бедром вибрацию. Долгую и настойчивую, как при входящем звонке. Выудив телефон, я вижу три пропущенных вызова, и все от Риченды. Черт. Я выбегаю из зала и бросаюсь вниз по ступенькам. Наконец я добираюсь до большого внутреннего двора с фресками на первом этаже, сердце колотится как сумасшедшее, а красивая летняя кофточка пропотела насквозь. Нажимаю дозвон и, закрыв глаза, слушаю гудки.

– Тори! Спасибо, что перезвонили. – От бодрого голоса Риченды я тоже на минуту приободряюсь. – Надеюсь, я вас не оторвала от чего-то интересного?

– Нет-нет. Я просто… я в музее. Извините.

– О-о, вы умеете проводить время со вкусом. Слушайте, – она вдруг переходит на деловой тон, – нам надо обсудить страницы, что вы мне прислали. Я не могу показать их Тиму Суитину, дорогая. Просто не могу.

– Так. – У меня подкашиваются ноги. Я озираюсь в поисках скамейки и, не увидев ни одной, с деланой беззаботностью прислоняюсь к массивной колонне.

– Я не утверждаю, что они ужасны, – продолжает Риченда. – Я вижу, что именно вы пытаетесь сказать. Но, Тори, дорогая… Все эти странствия по следам бабушки – которая, не сомневаюсь, в глазах друзей и близких была изумительным человеком, – это… так неярко. Негромко. Тихо. Такое могла бы написать Анита Брукнер[34].

– Спасибо за такое сравнение. – Я чувствую себя слегка польщенной.

– Нет, я хочу сказать – такое могла бы написать Анита Брукнер. Вы сами знаете, как мне нравятся ваши тексты, но вы не Анита Брукнер, и, говоря без обиняков, я не понимаю, почему вы пытаетесь ею быть. – Она вздыхает. – Ну же. Вам известно, чего хочет от вас «Суитин», – легкости. Чего-нибудь красивого, легкого, острого и не без секса. Кстати, а почему в том, что вы мне прислали, нет секса? Не то чтобы я хотела какие-нибудь «Пятьдесят оттенков», но добавить перцу не помешает.

– Потому что его… Потому что у меня его нет.

– Что, вообще нет секса? А как же этот Марко?

– Он просто друг. – В висках начинает стучать, в груди возникает горячее, тянущее чувство.

– Да что вы? – Риченда фыркает. – Если вы с ним не трахаетесь, то зачем мне знать, как он пахнет?

Вот черт!

– И что теперь?

– Насчет тех страниц? Ну, они очевидным образом не годятся. Даже если в «Суитин» захотят что-то подобное, в чем я сильно сомневаюсь, до завершенности им еще куда как далеко. Я знаю, что у вас было всего несколько дней, и, поверьте, на этом этапе никто не ожидает от вас безупречного текста. Но пишут всегда с какой-то целью. Надо, чтобы я прочитала текст и сказала: о, я вижу, куда клонит автор. А я читала и перечитывала написанное вами – и ничего подобного не видела. Я не знаю, куда вы меня ведете. И не уверена, что вы сами это знаете.

– Ясно. – Мой голос звучит кисло, горло сдавливает болезненный спазм, а глаза щиплет. Я не хочу разреветься прямо здесь, прилюдно, среди фресок. И не разревусь.

– Я вам очень сочувствую, – говорит Риченда чуть помолчав, уже куда мягче. – Я понимаю, насколько это ужасно, поверьте. Вы просто кремень. У вас нелегкая полоса в жизни, а вы проделали такую работу. Вы пишете о горе и потере; дорогая, это очень тяжело, особенно когда горе еще свежо. С вашей стороны даже попытка – уже немыслимо смелый поступок. И мне просто не хочется давать издательству повод отказаться от работы с вами. Ни вам, ни мне это на пользу не пойдет. Понимаете?

– Да.

– Хорошо. Тогда вот что мы предпримем. Впереди выходные. Вы сядете и основательно продумаете историю, которую хотите рассказать, – о вас, о вашей бабушке, абсолютно все, о чем вы хотите написать. А потом попробуете сделать выжимку из этого рассказа. Не страницу, не абзац. Одно предложение. В понедельник вы мне позвоните и расскажете, до чего додумались, а потом мы попробуем придать вашим мыслям форму.

– Но ведь времени совсем не осталось.

– Времени действительно совсем немного, но оно все же есть. Я заложила чуть-чуть времени на непредвиденные обстоятельства, к тому же случайно узнала, что Тим уехал во Французские – или Швейцарские, или какие они там – Альпы. Вернется в следующую пятницу, другими словами – в понедельник, который будет через неделю. Ничего не гарантирую, но, возможно, у нас что-нибудь да и получится. Договорились?

– Договорились. Спасибо, Риченда.

Риченда смеется.

– Судя по голосу, вы на грани нервного срыва. Неудивительно. Попробуйте сегодня поспать, выпейте негрони-другой, сделайте, что вам нужно, чтобы привести себя в форму. Отдохнувшая голова и мыслит яснее. Обещайте, что отдохнете.

– Обещаю.